явился ему ангел Господень, предстал огнем пылающим в терновом кусте. Смотрит Моисей: терновый куст охвачен огнем, но кусту от того огня нет никакого вреда. «Надо пойти и посмотреть, — решил он, — что это за странное явление?! Почему не сгорает куст?» (Исход 3:2-3 ИПБ).
Можно рассуждать о физике и химии, стоящих за этим чудом. (Возможно, Господь превратил куст в асбест и ввел в него невидимое топливо?) Но что стоит за следующим?
«Брось его на землю», повелел Господь. Моисей бросил посох на землю, и тот вдруг превратился в змею. Моисей кинулся было бежать от нее, но Господь сказал ему: «Протяни руку и схвати ее за хвост». Моисей протянул руку, поймал змею, а та в руке у него снова стала посохом.» (Исход 4:3-4 ИПБ).
Никакие человеческие представления не могли объяснить этот феномен так же, как деньги, брошенные гробовщику, не могут оживить труп. Мгновенно превратить жезл, палку из мертвого дерева, в живую змею, а затем, мгновенно, обратно? Этот феномен превосходит самые изощренные теории о сотворении жизни, которые в любом случае идут в неверном направлении: медленные, утомительные и случайные пробы и ошибки до появления некой «простейшей» протожизни, но все еще на расстоянии миллиардов лет до существа, которое Бог, бросив палку, вызвал к существованию здесь. Каким бы чудесным ни казалось это знамение Моисею, который почти ничего не знал о селезенке, сердце, печени, легких, генетике и клеточном метаболизме рептилий, насколько более чудесным оно должно казаться нам, знающим о них.
А следующее чудо?
Затем Господь велел Моисею положить руку за пазуху. Моисей засунул руку за пазуху, а когда вынул ее, она была белой как снег: проказа поразила ее. «А теперь снова спрячь руку за пазуху», сказал Господь. Моисей так и сделал, когда же вынул ее, она вновь была здоровой, как и всë тело его. (Исх. 4:6-7 ИПБ)
По сравнению с предыдущим делом, это, должно быть, было для Господа как роза — независимо от того, насколько мы и Моисей не понимаем, как Бог мог это сделать.
От сотворения Евы из Адама (Бытие 2:21-23) до кормления пяти тысяч человек (Матфея 14:15-21); от пар животных, вошедших в ковчег (Бытие 7:9), до огня с неба на горе Кармил (1 Царств 18: 19-38); от Даниила, рассказавшего Навуходоносору сон, который сам Навуходоносор забыл (Даниил 2), до Иисуса, воскресившего Лазаря из мертвых (Иоанна 11:29-44) — Писание открывает физическое существование, которое ни в коей мере не является столь ограниченным и поверхностным, как это представляет натурализм1, логический результат материализма2.
Конечно, законы природы существуют, но ограничивать границы всех физических явлений тем, что эти законы описывают, было бы все равно, что ограничивать любовь только всплесками дофамина и норэпинефрина; или, что еще хуже, ограничивать реальность, скажем, Второй мировой войны только словами на бумаге, которые ее описывают. Если горящий куст показывает недостаточность натурализма (в конце концов, даже если Бог действительно превратил куст в асбест и поставил топливо, как Он сделал это в том непосредственном контексте, не поддается человеческому пониманию), то что же делает с этим воскрешение Лазаря? Эти чудеса, и, возможно, каждое другое в Писании, открывают реальность, которую наука, замкнувшись в онтологическом натурализме, может объяснить не больше, чем фонарик под подушкой может пролить свет на сны.
Писание открывает физическое существование, ничуть не более ограниченное и поверхностное, чем то, что представляет натурализм, логический результат материализма.
Тем не менее, секуляризм после эпохи Просвещения проникает в христианство, что толкает некоторых христиан к прямому отрицанию чудес или к поиску их натуралистических объяснений. От сотворения мира в Бытие 1-2 до обращения Савла, и каждое чудо между этими событиями либо отрицается, либо секуляризируется. Уильям Лейн Крейг, например, низводит шестидневное творение (Бытие 1-2) до уровня «мифо-истории», недостоверных историй, которые, тем не менее, учат важным истинам. Ева, взятая от Адама (Бытие 2:20-24) — полезная история, поскольку из нее можно извлечь духовные уроки, но сам библейский рассказ — Бог усыпил Адама, а затем создал из его тела женщину — является лишь «мифо-историей».
Ноев потоп низведен до локального потопа, и тоже в соответствии с естественным законом. Древние, неспособные провести различие между естественным и сверхъестественным (хотя Моисей в трех вышеприведенных чудесах, безусловно, понимал это различие), не только превратили его во всемирную и сверхъестественную катастрофу, но и сделали это настолько убедительно, что Иисус (Матфея 24:38), Павел (Евреям 11:7) и Петр (1 Петра 3:20) поверили им.
А как насчет истории в Числах 11, где народ кричал: «Дай нам мяса, накорми нас!» (Числа 11:13 ИПБ), а потом столкнулся с «гневом Господним» (Числа 11:33)? Наевшись в Греции ядовитых для человека ягод, перелетные перепела случайно приземлились рядом с Евреями на следующий день после того, как Моисей, устав от их воплей, сказал: «Вот и даст вам Господь мясо, накормит вас» (Числа 11:18 ИПБ). И те, кто съел данное им мясо, отравленных перепелов, умерли. Израильтяне, однако, приписали эти смерти божественному суду, хотя на самом деле это было просто естественное событие, хотя, должно быть, это были довольно вредные ягоды, потому что еще до того, как люди начали есть отравленное мясо, а тем более употреблять его в пищу, они умерли: «Случилось же так, что, не успели еще израильтяне и прожевать как следует то мясо, прогневался на них Господь — поразил Он великим бедствием народ израильский» (Числа 11:33 ИПБ).
Некоторые исповедующие веру адвентистов седьмого дня не только отрицают историю Бытия, но и продвигают местную интерпретацию Ноева потопа.
Опыт Павла на Дамасской дороге был (по одной из версий) либо эпилепсией, либо травмой от метеорита («вдруг осиял его свет с неба» [Деян. 9:3]), либо и тем, и другим. Метеорит, врезавшись в землю, настолько потряс Павла, что у него случился припадок, в результате которого он вообразил, что Иисус, хотя и мертвый, явился ему по дороге в Дамаск. Это событие, вызванное падением метеорита, а не воскресшим Христом, объясняет обращение Савла и его последующее служение в качестве апостола Павла.
Можно ожидать, что секуляристы, новые атеисты и т.д. вычеркнут из этих рассказов трансцендентное, сверхъестественное. Как потрошат рыбу. Но эти вышеприведенные толкования были сделаны христианами, теми, кто заявляет о вере, но в более «рациональной» версии, которая ближе к науке и, как таковая, переосмысливает эти библейские истории в свете постпросветительского «просвещения». Некоторые исповедующие веру адвентистов седьмого дня, помимо отрицания Бытия, также продвигают местную интерпретацию Ноева потопа, а также теорию отравленных греческих ягод для Чисел 11 (которую, возможно, придумали эти адвентисты).
Все это странно иррационально. Адвентисты седьмого дня являются единственным христианским телом, не запятнанным бессмертным соулсизмом. Как бы ни была популярна эта доктрина среди крещеных масс, многие библейские ученые разных вероисповеданий — хотя и несколько неоднозначно относящиеся к точному состоянию «души» после смерти — знают, что в Новом Завете акцент и надежда делается не на немедленном вознесении на небеса, а на воскресении мертвых в конце времен.
Умопомрачительное великолепие творения не доказывает, что Бог должен воскрешать мертвых, но подразумевает, что Он может это делать.
Воскрешение мертвых в конце времен? В отличие от превращения жезла в змею или создания женщины из ребра мужчины — это чудо, хотя и не является логически невозможным, определенно эмпирически неправдоподобно. Миллионы тел, сожженных средневековым Римом, или выпотрошенных на поле битвы под Верденом, или съеденных кальмарами и рыбами-ангелами после Саламины (480 г. до н.э.) — они, «быстро, во мгновение ока» (1-е Коринфянам 15:52 ИПБ), будут воскрешены не просто к жизни, но к бессмертной жизни? Даже шестидневное творение Бытия, когда Бог создал только двух людей, не может сравниться с этим. Какое библейское чудо может это сделать? Надежда христиан основывается на нарушении естественного закона, которое настолько более экстремально, чем все остальное, чему учит Библия, что все остальное, чему учит Библия — например, творение Бытия, Ноев потоп, смертоносные перепела — кажется ничтожным по сравнению с этим. И все же без этого, то есть без миллионов человеческих существ (многие из которых на протяжении тысячелетий были всего лишь разрозненными молекулами), вырванных из земли или вычерпанных из моря и мгновенно воссозданных для бессмертия — без этого чуда, безусловно, самого экстремального в Писании, христианская вера ничего не значит.
И все же — что? От каждой из двух триллионов галактик, по сто миллиардов звезд в каждой, до (по последним оценкам) 3,28×1080 субатомных частиц, из которых состоят эти галактики и все, что в них находится (включая нас), Бог, создавший и поддерживающий все это, от галактик до частиц и сердцебиения (нашего и собачьего) — Он, конечно же, обладает силой воскрешать мертвых. Умопомрачительное великолепие творения не доказывает, что Бог должен воскрешать мертвых, но оно подразумевает, что Он может это сделать, и Он обещает, что сделает это. И если Он воскресит мертвых, да еще и к бессмертию, то ставить под сомнение другие чудеса — от пар животных в ковчеге до горящего куста — кажется нерациональным, особенно для тех, чья рациональность ставит под сомнение эти другие чудеса.
Клиффорд Голдштейн — редактор пособий по изучению Библии для взрослых Генеральной конференции адвентистов седьмого дня и многолетний обозреватель журнала Adventist Review.
1 В свободном понимании это вера в то, что все явления могут быть объяснены только естественными законами.
2 Свободно определяется как вера в то, что вся реальность, в конечном счете, состоит только из материальных вещей.
Клиффорд Гольдштейн
По материалам Adventist Review