Самообладание изменило Павлу: как может первосвященник, который должен судить по закону всякого, кто подозревается в нарушении его, сам поступать явно вопреки закону? (Согласно еврейскому закону человек, чья вина не доказана, — невинен.) Со стеной, выкрашенной белой краской, апостол сравнивает Ананию потому, что тот лишь внешне выглядел праведным и чистым. Многих удивляет фраза Павла: я не знал, братия, что он первосвященник; но, в сущности ничего удивительного в ней нет.
Вероятно, в эти минуты синедрион являл собой большую группу беспорядочно толпившихся людей, в которой нелегко было распознать первосвященника, тем более что по одежде его можно было узнать лишь во время служения в храме. Кроме того, вполне вероятно, что лично Павел не знал первосвященника (так как долгое время никак не был связан с синедрионом, и к тому же первосвященники часто сменялись в те годы римской властью). Так или иначе, Павел заверил синедрион в своем уважении к самой позиции первосвященника, учрежденной Богом, сославшись на сказанное в Исх.22:28.
Оценив возникшую обстановку, апостол понял, что беспристрастный суд в ней невозможен. И тогда он мудро и стремительно меняет «тактику», делая ставку на раскол своих противников. Фарисеи, хоть и далекие от христианского учения, были, тем не менее, ближе апостолу (вышедшему из их среды) в его мировоззрении — по сравнению с саддукеями, не признававшими воскресения, ни Ангела, ни духа.
И вот, апеллируя к фарисеям, Павел заявляет, что его, фарисея, сына фарисея… судят… за чаяние воскресения мертвых, т. е. за надежду на него (ДА.24:15; 26:6-7; 28:20). Умно рассчитанный ход возымел успех, так как возник и с каждой минутой разгорался все более спор между фарисеями, выступившими в защиту Павла, и саддукеями. Павел искусно, даже сказать, провокационно пользуется своим гражданством и знанием прав, как римского гражданина, так и противостоящими религиозными группировками внутри синедрион и все это для сохранения своей жизни. Это говорит о том, что он хорошо знал не только внутри религиозную ситуацию, также знал свои права как гражданин Рима. Его поведение можно осуждать или не принимать либо воспринимать как слабость, как к примеру поведение Давида перед царем Анхусом, что бы спасти жизнь (1Цар.21:12-13 «Давид положил слова эти в сердце своем и сильно боялся Анхуса, царя Гефского. И изменил лице свое пред ними, и притворился безумным в их глазах, и чертил на дверях, и пускал слюну по бороде своей.»).
По видимому Павел, в буквальном смысле принимали слова из книги Екклесиаст «Кто находится между живыми, тому есть еще надежда, так как и псу живому лучше, нежели мертвому льву.» (Еккл.9:4)
Но есть большое НО, Господь его одобряет и поддерживает, говорит: «дерзай«ДА.23:11. (Θάρσει, (тхАрсэй ) — ободриться, мужаться, дерзать, быть отважным). Значение этого явления Господа Павлу — не только в утешении и ободрении, которые он получил (сравните ДА.18:9-10), но и в подтверждении правильности Павлова решения идти в Рим. Евангелие Иисуса Христа должно было пройти путь (в буквальном смысле слова) от Иерусалима до Рима, проделав его посредством апостола Павла. Это явление ему Иисуса Христа было четвертым по счету (ДА.9:4-6; 16:9; 18:9-10).
Между тем ненависть к Павлу со стороны иудеев была так велика, что уже на следующий день сорок из них, особенно фанатично настроенных, заклялись (здесь греч. слово, показывающее, что они призвали на свою голову проклятие — да поразит оно их в случае невыполнения ими задуманного) не есть и не пить, доколе не убьют Павла (сравните с намерением убить его в ДА.21:31). Можно предположить, что позднее эти люди были освобождены от заклятия законниками — в виду целой серии драматических событий, изменивших обстоятельства Павла.
Готовность первосвященников и старейшин принять соучастие в заговоре выдает как отсутствие у них законных оснований для осуждения Павла, так и их личную безнравственность. Фанатизм упомянутых «сорока» явствует из того, что они готовы были погибнуть сами (и какая-то часть их безусловно погибла бы от руки римлян при попытке осуществить свой план) — лишь бы убить апостола.
Бог же воплощает Свои намерения, используя обычную родственную привязанность, неназванного по имени племянника Павла.
Наше внимание зачастую заостряется на сверхъестественном воздействии Божьем, как в случае с Апостолами котором был послан Ангел для избавления или в случае с Петром (ДА.5:19; 12:6-11) либо восторгаемся силой Всемогущего, когда он колеблет землю, освобождая Павла и Силу (ДА.16:25-26). Но в данном случае всемогущество Божье проявляется самым обыденным способом.
Несколько вопросов, на которые ответов нет, возникают в этой связи. Был ли сын сестры Павловой христианином? Каким образом узнал он о заговоре? Жила ли сестра Павла в Иерусалиме? И если у апостола были в этом городе родственники, то почему он не остановился у них?
Лисий решил удалить Павла из этого опасного места. И принял все меры для безопасности его бегства. Выйти из Иерусалима апостол должен был в сопровождении усиленного конвоя двух сотников и четырехсот семидесяти пеших и конных воинов — под покровом темноты в 9 часов вечера. Кесария, куда они направлялись, не знала столь частых и буйных волнений, как Иерусалим. В третий раз покидал апостол город втайне, ночью (сравните с бегством из Дамаска в ДА.9:25 и из Фессалоник в ДА.17:10).
Это было в обычаях того времени — отправляя узника к более высокому начальству, посылать с ним сопроводительное письмо с изложением сути дела. Так поступил и Клавдий Лисий. В письме он несколько погрешил против истины, сказав, что отнял Павла у иудеев, узнав, что он Римский гражданин (стих 27); про это он узнал от своего подчиненного после того, как распорядился бичевать Павла (о чем в письме предусмотрительно умолчал; ДА.22:25,29). Значение письма Лисия Феликсу в том, что римский тысяченачальник объявляет в нем о невиновности Павла (ДА.23:29). Сравните с подобными же заявлениями Галлиона (ДА.18:14-15), чиновника городского управления в Ефесе (ДА.19:40), фарисеев (ДА.23:9), Феста (ДА.25:25) и Ирода Агриппы (ДА.26:31-32).
Расстояние от Иерусалима до Антипатриды составляло более 50 км. Особенно опасным (благоприятным для устройства засады) был участок пути от Иерусалима до Лидды (современный Лод; сравните ДА.9:32-43), протяженностью 10-12 км. Судя по тому, что вооруженный отряд уже на другой день достиг Антипатриды, шли они с большой поспешностью (ради безопасности Павла). От Антипатриды до Кесарии оставалось примерно 40 км. относительно безопасного пути, так что большая часть солдат возвратилась в свои казармы, в крепость Антония, предоставив семидесяти конным воинам довести апостола до резиденции правителя Феликса.
Когда конники привели Павла… в Кесарию, то правитель подверг его предварительному допросу. Речь идет о Феликсе, прокураторе Иудеи в 52-58 гг. Он — один из трех римских прокураторов, упоминаемых в Новом Завете. Другие — это Понтий Пилат (ДА.26:36) и Порций Фест (58-62 гг.). Феликс был женат на Друзилле (ДА.24:24), сестре Ирода Агриппы II, того царя Агриппы, о котором читаем в ДА.25:13-26:32. (Таблицу семейства Иродов в толкование на Лук.1:5.) Узнав, что Павел из Киликии, Феликс решил выслушать его, но в присутствии его обвинителей.
Очевидно, любое дело могло разбираться либо в провинции, из которой был обвиняемый, либо в той провинции, где он совершил предполагаемое преступление. Так что для Феликса ответ Павла на вопрос, из какой он области, имел существенное значение. Киликия в то время провинцией не была, но подчинялась в административном отношении римскому наместнику в Сирии, по сравнению с которым Феликс являлся чиновником рангом пониже, управлявшим лишь частью подчиненной тому территории.
И ему не пристало беспокоить наместника по столь незначительному поводу. Не хотел Феликс навлекать на себя и гнев иудеев, понуждая их отправиться в далекий Тарс, — для разбора дела Павла там. Так что вынесенное им решение было единственным для него разумным — самому разобраться с этим делом, подождав, когда явятся… обвинители Павла (сравните ДА.23:30).
Пастор Виктор Хлонь